Я помню, как проходили мои дни там, у неё, по ту сторону Нарисованной Реки. Там не садится солнце, а люди убегают от проблем, или наоборот, проблемы убегают от людей. Прошлое тебе не нужно, а будущее — неважно. На самом деле, это и есть Рай. Ну, и, по крайней мере, никто оттуда не уходил, вероятно потому что уходить из идеального места для существования — глупая идея… ах, да, я не про это.
Я помню, как мы плавали с ней в Озере-луне, что стирает прошлое, если ты того захочешь. Я помню, как мы засыпали и попадали в Обитель без стен. Ещё я помню, как мы лакомились красным мёдом, что позволял прожить чужую жизнь от первого лица, прочувствовать все эмоции, будто они были с тобой. Мы часто разговаривали на разные темы и всегда находили похожие вещи друг в друге. Она всегда весело смотрела на меня, и мне казалось, что я счастлив. И мне кажется, я осознал, что значит любить. Единственное, что меня тревожило, так это то, как я оказался тут, у неё. Я спросил у неё напрямую, не может же быть такого, что я просто так появился здесь из ниоткуда. Она, ехидно улыбнувшись, сказала, что давно ждала этого вопроса и ответит на него вечером, в нашем любимом месте — маяке, откуда открывается прекрасный вид на весь остров, очень необычный по своему строению, но для меня — просто замечательный.
Я томительно ждал момента встречи и пришёл задолго до назначенного времени. Я пытался вспомнить всё сам, но мои мысли будто были затянуты дымкой. Разбудил из раздумий меня её нежный голосок: "И долго ты тут сидишь?"— спросила она. Я ответил, что только пришёл и готов выслушать всю историю, что она может рассказать. "Хорошо, тогда слушай внимательно", — сказала она. Я сконцентрировал на ней свое внимание.
Однако, почему-то, я не мог слушать, вместо этого, я видел. Я видел, как спорю с отцом, не моим отцом, её отцом. Видел, как иду по узким улочкам, виляя из одной подворотни в другую. После, видел перевернутые столы, видел, как по моим рукам течёт кровь. "Пойдём", — сказал в темноту, и оттуда протянулась рука. Мы решили бежать, плыть, уходить оттуда. И мы бежали, летели и плыли…
"…вот так мы с тобой и оказались здесь. Эй, ты вообще слушал?" — я ничего не ответил и просто обнял её. После небольшого промедления, вызванного, вероятно, неожиданностью, она ответила тем же. Обычно из меня сложно выдавить хоть какую-либо эмоцию, но сейчас я обливался слезами. Я даже сам не понял, были эти слёзы слезами счастья или горя, но чем дольше я плакал, тем мне становилось легче. "Я люблю тебя", — я прошептал ей на ухо, и мы продолжили стоять в молчании. И тут я почувствовал что-то неладное. Какое-то холодное подозрение закралось в моей душе, что-то точно было не так. Я не подавал виду, но немного ослабил хватку и отстранился. Вместо лица я увидел свет, яркий свет, что ослепил меня. "Я тоже люблю тебя… прости меня…"
И тут, я очнулся. Я сидел в огромной птичьей клетке, а пчёлы ели куски моего тела, превращая его в мёд. Красный мёд, состоящий из моих воспоминаний.
Так уж от века повелось,
Мы платим жизнью за любовь
Она желает, платит он,
Ее желание — закон.
Я долго блуждала по лесу, который, кажется, не имел ни начала, ни конца. В дополнение к кажущейся бесконечности, было темно, и на небе, словно огни большого города, игриво посверкивали звёзды. Сказать честно, я люблю гулять по ночам, и нередко уходила одна в лес, ища там покой и умиротворение. Я всегда чувствовала, куда надо идти, чтобы вернуться, и всегда знала, где находятся лучшие полянки и пролески, купающиеся в лунном свете.
Но сегодня, похоже, я потерялась. Окружение становилось всё темнее, и я полностью потеряла ориентацию в пространстве. Кажется, что я шла на ощупь, так как опираться на своё зрение было уже невозможно. Ветки царапали мне лицо, а корни так и норовили сбить с ног. Казалось, что лес стал превращаться в две сплошные сдвигающиеся стены из колючек.
Однако, в конце этого огромного коридора из веток и корней показалась луна. Кажется, у этого бесконечного лабиринта был выход, и я стремилась к нему. Луна светила так ярко, что была похожа на чистый свет. Свет в конце тоннеля. Вначале, я перешла на быстрый шаг, потом — на бег. Я бежала к луне так быстро, как могла, и видела, как она приближается ко мне. Постепенно, приближаясь к луне, я начала чувствовать необъяснимую легкость, как будто я была прощена за всё то плохое, что я успела сделать за свою не очень долгую жизнь.
Лес расступился передо мной, и я вынырнула на поляну, залитую лунным светом. Трава на ней странно переливалась всеми тонами розового цвета, как будто танцуя под неслышимую музыку ночи. Когда мои глаза привыкли к свету, я поняла, что нахожусь не на обычной поляне. Я была на лесном кладбище. Похоже, что за кладбищем никто не ухаживал; на многих могильных камнях пророс мох. Он был интересного розового цвета и как-будто растекался по камню, как пролитая вода растекается по столу. Я чувствовала странное спокойствие, кладбище не таило в себе опасности. Я решила двигаться дальше.
Я продвигалась всё глубже и глубже. Ряды могил становились все более аккуратными, а сами могилы становились всё более ухоженными, на них почти не было мха. Но я продолжала идти.
Через несколько минут, я была уже в центре этого лесного кладбища. Понять это было несложно, могилы здесь самые ухоженные, а дорога расходится во все четыре стороны на одинаково необъятное расстояние. Однако, основной интерес представляло совсем не это, — в центре кладбища стояла мертвая, засохшая сакура, а перед ней, на импровизированном постаменте, сидел, в позе лотоса, молодой человек. Он не открыл глаза, когда я окликнула его, видно было, что он ушёл в глубокую медитацию.
Внезапно, я услышала голос. Вначале мне казалось, что это голос парня, что сидел перед трупом сакуры, но это было точно не так. Голос прозвучал в моей голове. "Сядь", — сказал он мне. Я села напротив парня, в такую же позу, в какой сидел он. "Слушай", — и я стала внимательно слушать. "Закрой глаза", — я закрыла глаза. Вместо темноты я увидела то же кладбище, однако было настолько светло, словно был день. Вокруг меня и парня, который сидел в той же позе, что и когда я закрыла глаза, крутился радостный хоровод. Женщины и мужчины, взрослые и дети кружились возле нас и сакуры в беспечном танце. Я знала, что они улыбаются, хоть их лица скрывали маски. Я не двигалась с места. "Сейчас, я покажу тебе чудо" — в этот раз это сказал парень. Он не открывал глаз, но улыбался. "Сакура сзади меня, на самом деле — ты. Представь, что она расцвела, и ты расцветешь также", — и тут, странное чувство захлестнуло меня. Томительное волнение сменялось невозможной радостью. Однако, я пыталась сосредоточиться. Я представляла, как на сакуре новые ветки заменяют старые, как на новых ветках вырастают цветы. Всё больше, больше, больше и больше. Наконец, сакура зацвела. Я почувствовала то, что надо было бы назвать настоящим счастьем. Я счастлива.
Танцующие перестали двигаться. Они перестали улыбаться. В моей душе появилось зерно сомнения. Что-то не так. Я не заметила, как сакура протянула свои ветки ко мне и обхватила меня. Счастье так переполняло меня, что я не обращала внимание на окружение. Парень улыбнулся.
Вдруг, он щёлкнул пальцами. Я осознала, что предала сама себя. Дерево жадно поглощало меня.
Те демоны, что держат моё тело
Они лгут, — они не святые,
Скрытые руки разорвут их надвое умело
И уложат их спать в могилы чужие.
Я снова чувствовал голод. К сожалению, я не могу добыть себе еду сам. Я не научился этому ремеслу. Мама всегда говорила, что я должен находить себе пищу сам, она учила меня охотиться и собирать то, что даровала мне сама природа. С моими многочисленными братьями и сёстрами я ежедневно выходил на охоту, припадал к земле, слушая движение в подземных тоннелях, искал подходящие ягоды и фрукты, что могли насытить меня на весь день. Я пытался, но я не мог. У меня не получалось охотиться и не получалось выслеживать, у меня не получалось собирать.
И чтобы не умереть с голода, я начал просить. Я просил у своих братьев и сестёр еды, уповая на их милость, и всегда получал её. Возможно, им действительно было жалко меня, а возможно, мне помогало в этом наше кровное родство. В общем, на самом деле, я жил достаточно хорошо. Еда шла ко мне сама. Я не делал ничего, для того, чтобы получить её.
Однако это не могло продолжаться вечно. Однажды, мои братья и сестры исчезли. "Улетели", — сказала мне мать. Неясно, было ли сожаление в её словах, грусть или какая-то тоска, но взгляд её был отрешённый. "И тебе пора, ты уже вырос, и можешь сделать всё сам", — дополнила она. Но я не мог. Однако, я всё-таки ушёл из нашего теплого гнезда, где у меня всегда были еда, кров и вода, потому что не смел ослушаться матери.
Я не умел охотиться, но благо, я всегда умел прятаться. Я смешивал свой запах с запахом леса, передвигался бесшумно и сливался с деревьями. Это позволяло мне не нарываться на хищников и иногда доедать за ними. С этого момента, я стал падальщиком. Я бродил по лесу ища трупы, чтобы насытить свой живот хоть чем-нибудь. Из-за того, что у меня не было больше дома, я стал спать на нижних ветках деревьев, либо на земле, если был уверен, что меня не найдут.
За долгие путешествия по лесу и падальщичество моя спина скривилась, руки стали более цепкими, нос стал лучше различать запахи, а кожа потемнела. Хоть я и начал адаптироваться к подобному образу жизни, я всё равно был голоден. Из-за того, что я часто прятался сам, я редко находил хоть что-то. В пустотах леса становилось всё меньше и меньше еды для меня. И вот сейчас я снова бреду, в ночи, по лесу голодный.
Я шёл уже достаточно долго, как вдруг я почувствовал запах. Вкусный, томительный запах мяса. И запаха хищника рядом с ним не было. Я быстро стал двигаться туда, откуда шёл запах. Внезапно, я увидел странный свет, там, за деревьями. Я ещё никогда не видел солнца на земле, но я видел падающие звёзды, и этот огонёк очень похож на одну из них. Свет манил меня, и я уже не шёл, я бежал к нему навстречу. Огонёк весело поплясывал, а я был всё ближе и ближе. Ещё немного и я тут, стою прямо у него.
На небольшой полянке сидели мои братья и сёстры. Но это были не те братья и сёстры, которых я помню. Они были похожи на них, но не они. Они заговорили на непонятном мне языке, пристально смотря на меня. Я не знал, что ответить, поэтому просто смотрел на них. Огонёк грел меня, и мне было спокойно. Они не казались мне опасными. И тут, один из них, похожий на моего брата, протянул мне кусочек мяса. Я осторожно взял его. Он был горячий, как упавшая звёздочка у моих ног. Я откусил немного.
Это было блаженство. Такое мясо я не ел никогда. Оно было вкусным, словно я съел сам свет, что дарует жизнь всему. Я жадно съел мясо, и окружающие меня существа, похожие на моих братьев и сестёр, засмеялись. Они дали мне ещё мяса.
Я съел так много, как мог. Они разговаривали между собой, и я не понимал, что они говорят. Но, возможно, они поймут меня? "…а, простите, то, что блестит на земле и греет, — это звезда?" — все обернулись ко мне, но ничего не ответили. Они переглянулись, немного помолчали и продолжили свой разговор, оставив меня без ответа. "Нет, это не кусочек звезды, милый", — сказал мне до боли знакомый голос. Я повернулся и увидел мать, что сидела на странном деревянном возвышении. Казалось, что окружающие не слышат её. Воздух стал холоднее, и было похоже, что вокруг остались только я и она, а также тлеющая упавшая звезда у моих ног. "А теперь, ложись спать. Тебя ждет ещё много дел." Мне показалось это странным, но я не могу ослушаться матери. Я лёг спать под разговоры моих братьев и сестёр. Мои сны были странными. Мама гладила меня по голове, и странное подозрение закрадывалось в моей душе.
Я осознал, что ночью, пока я спал, они расчленили меня. Я чувствовал, как каждый сожрал по кусочку. Теперь я понимаю, кто я. Я — их общая часть. Я — Ненависть.
И тут, в могиле,
Время стынет,
Бледную красоту
Под саваном таили
Гнилые останки твои.
